Это произошло под Новый год, но дело не в Новом году, а в том, что в то время стояли морозы и довольно сильные. А мы с приятелем возвращались с работы и довольно поздно. И были, надо признаться, под хмельком. Нет, вы не подумайте, что мы на работе принимаем, но дело-то под Новый год, однако, и последний день последней недели старого года мы небольшой компанией отметили. Так вот, возвращаемся мы, значит, с Петей домой — а проживаем мы с ним в одном районе. Ну и немного выпивши, совсем немного, заметьте, настолько немного, что когда из теплого и шумного помещения на улицу вышли, на морозец-то, все как рукой сняло, только разве в голове легкий такой туман, в ушах обрывки разговоров, и глаза от сорока градусов мороза слегка слезятся.

Стоим на остановке, домой, стало быть, с Петром Иванычем возвращаемся. А время уже двенадцатый час. Подходит автобус: ну, ясно, не муниципальный, а частный — маршрутка, значит. И номер наш. Залазим в него и не без труда. Стоим довольные, что в тепле оказались и до самого дома, до конечной остановки, можно ехать себе, да ехать спокойненько. А в автобусе шум да гам стоит. Проезжающий народ с кондукторшей ругается. Не весь, конечно — некоторые граждане смирно стоят, а некоторые и кондукторшу поддерживают. А спор-то весь в том, что кондукторша — интересненькая такая особа, черненькими глазками так и зыркает — кричит, чтоб с ей поскорее расплачивались, а так как народу много набилось, то сделать это сразу довольно-таки трудно. Деньги там в толкучке вытаскивать, а руки закоченевшие, а те граждане, которые очки носют — вообще бедняги. Стекла у их промерзли, стоят они, не видят ничего, а тут еще кондукторшин голос визгливый. Одна дама не выдержала:

— И что это за крикушка такая! Расплатятся все, успокойтесь, пожалуйста! — кондукторше говорит. — Лучше б вы, милая, остановки объявляли! Окна-то заморожены, не видно ничего!

— Да вы сами, женщина, успокойтесь и не кричите! Не нравится вам в автобусе с замороженными окнами ездить, так в такси пересаживайтесь! В этой суматохе мне не до остановок! Сами за ними смотрите! А я вам не нянька, езжу тут с вами с четырех часов без обеда!

Ну я хотя про себя и возмутился таким поведением кондукторши, но про себя и как-то сонно. Разомлели мы с Петей-то в тепле, стоим себе да посмеиваемся над этой перебранкой. Нам-то что: все равно до самого конца едем. Ну вот, едем мы, едем. Место рядышком освободилось, мы сели и совсем развеселились. За окнами темно, холодно, а здесь светло, тепло и даже весело. Люди входят и выходят, та возмущенная дамочка тоже вышла. Кондукторша поогрызалась еще, поогрызалась, да, видать, устала, и народу меньше стало. Ну а мы все сидим — едем, значит, домой. Тут Петя говорит между прочим:

— А интересно, где мы сейчас едем? Стали мы с ним окно скрести. Скребли, скребли, до стекла добрались наконец-таки, прилипли носами — смотрим, смотрим и никак понять не можем.

— Девушка, а где мы едем-то? — у кондукторши спрашиваем.

— Да вот, — она отвечает, — сады проехали, сейчас тысячекоечная будет!

— Что за черт! — я понять не могу. — Ведь тысячекоечная-то перед садами, а не наоборот?

— Мы в Ветлужанку едем, — Петя вмешался, — а вы нас куда везете?

— А Ветлужанку мы только что проехали, на конечной не стояли, сразу развернулись. Внимательнее нужно быть!

Мы с Петей возмутились бы, конечно, но тут уж не до возмущений было: вышли на следующей остановке — а время уже первый час ночи — и по морозцу обратно потопали...

Петр Иванович, знакомый-то мой, человек культурный, книги читать любит, посмотрел он это мое произведение и говорит, что на какого-то Зощенко похоже. Ну, не знаю. Я, конечно, не Зощенко. Зощенко, может, в тысячу раз лучше случай наш изобразит. Но где Зощенку-то взять? Самому все делать приходиться.

Версия для печати

Наверх